Толстой, Л. Н. Воскресенье / Л. Н. Толстой. – Тула : Приокское книжное издательство, 1971. – 400 с. – (Школьная библиотека).

Он стукнул в окно. Она, как бы от электрического удара, вздрогнула всем телом, и ужас изобразился на ее лице. Потом вскочила, подошла к окну и придвинула свое лицо к стеклу. Выражение ужаса не оставило ее лица и тогда и тог­да, приложив обе ладони, как шоры, к глазам, она узнала его. Лицо ее было необыкновенно серьезно, – он никогда не видал его таким. Она улыбнулась, только когда он улыбнул­ся, улыбнулась, только как бы покоряясь ему, но в душе ее не было улыбки, – был страх. Он сделал ей знак рукою, вызывая ее на двор к себе. Но она помахала головой, что нет, не выйдет, и осталась стоять у окна. Он приблизил еще раз лицо к стеклу и хотел крикнуть ей, чтобы она вышла, но в это время она обернулась к двери, – очевидно, ее позвал кто-то. Нехлюдов отошел от окна. Туман был так тяжел, что, отойдя на пять шагов от дома, уже не было видно его окон, а только чернеющая масса, из которой  светил красный, кажущийся огромным светом от лампы…

Остен, Д. Гордость и предубеждение / Д. Остен ; пер. с англ. И. С. Маршака. – Пермь : КАПИК, 1993 – 512 с. – (Дамский роман).

    Элизабет почувствовала легкое волнение. Но ее предположе­ние рассеялось и мысли приняли другой оборот, когда, к ве­личайшему изумлению, она увидела вошедшего в комнату мистера Дарси. Гость сразу же осведомился о ее недомога­нии и объяснил свой визит желанием удостовериться, что ее самочувствие улучшилось. Она ответила с холодной учтиво­стью. Он немного посидел, затем встал и начал расхаживать по комнате. Элизабет была озадачена, но ничего не говорила. После нескольких минут молчания он стремительно подошел к ней и сказал:– Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!Невозможно описать, но его слова ошеломили Элизабет. Растерянная и покрасневшая, она смотрела на него и молчала. И, обнадеженный ее молчанием, Дарси поторопился рас­сказать ей обо всем, что пережил за последнее время и что так волновало его в эту минуту. Он говорил с необыкновен­ным жаром. Но в его словах был слышен не только голос сердца: страстная любовь звучала в них не сильнее, чем уязвленная гордость. Его взволнованные рассуждения о су­ществовавшем между ними неравенстве, об ущербе, который он наносил своему имени, и о семейных предрассудках, до сих пор мешавших ему открыть свои чувства, убедительно подтверждали силу его страсти, но едва ли способствовали успеху его признания…

Куприн, А. И.  Гранатовый браслет : рассказы / А. И. Куприн. – Мурманск : Книжное издательство, 1988. – 288 с.

    Да, я сознаю, что все это вышло дико, и презренно, и смешно, и отвратительно. Но иначе не могло быть, и если бы повторилось, то вышло бы по-прежнему. Отчаянной храбрости боевые генералы очень часто боятся мышей. Они иногда даже бравируют этой маленькой слабостью. А я с пе­чалью говорю, что больше смерти боюсь этих деревянных людей, жестко застывших в своем миросозерцании, глупо ­ самоуверенных, не знающих колебаний. Если бы ты знал, как робею я и стесняюсь перед монументальными городо­выми, перед откормленными мордатыми петербургскими швейцарами, перед барышнями в редакциях журналов, перед секретарями в судах, перед лающими начальниками стан­ций! Когда мне однажды пришлось свидетельствовать в участке подпись, то один вид толстого пристава с рыжими подусниками в ладонь, с выпяченной грудью и с рыбьими глазами, который все время меня перебивал, не дослушивал, на минуты забывал о моем присутствии или вдруг притво­рялся не понимающим самой простой русской речи, – один его вид привел меня в такой гадкий трепет, что я сам слышал в своем голосе заискивающие, рабские интонации…

Бронте, Ш. Джейн Эйр / Ш. Бронте ; пер. с англ. – Харьков : Агентство «Харьков - Новости», 1992. – 442 с. – (Женский роман).

…Боже, какой вопль!

Ночь, ее тишина, ее покой словно были разорваны неистовым, пронзительным, диким криком, пронесшимся из одного конца дома в другой. Сердце у меня замерло, пульс, казалось, перестал биться; моя вытянутая рука оцепенела, словно парализованная. Вопль замер и больше не повторялся. Какое бы существо ни издало этот чудовищный крик, повторить его было невоз­можно; самый огромный кондор в Андах не мог дважды из­дать такой крик в своем заоблачном гнезде. Существо, испустившее такой вопль, непременно должно было передохнуть, чтобы повторить его…

Пушкин, А. С. Капитанская дочка / А. С. Пушкин. – изд. 2-е, доп. – Ленинград : Наука, 1985. – 320 с.

Вскоре после отъезда моего жениха достигла до нашей крепости страшная молва о пугачевщине. Говорили много, и вести были различные: одни утверждали, что это или сам дух нечистый, или отродье нечистого духа, что все адские силы за ним следуют, истребляя бедный народ христианский; другие, напротив, рассказывали, что он такой же человек, как и все люди; но храбр, предприимчив и зол, как нечистые духи; были между народом и такие глупцы, которые верили, что Емелька Пугач действительно блаженной памяти император Петр Федорович, за кото­рого он себя выдавал. Но все были согласны в том, то Пугачев, собравши рать-силу несметную, затопил ею почти половину матушки России и сви­репствует как лютый пожар в лесу дремучем. Всего более наводили на нас ужас рассказы, что Пугачев казнит и вешает всех государственных чиновников, всех дворян, всех людей благородных, что он позорит жен, убивает детей их, не щадя и младенцев невинных. Что пощаду оказы­вает только одним простолюдинам, которые встречают его с хлебом и с солью. Таковы, дитя мое, были вести, поразившие всех нас страхом и ужасом. К несчастию, они были по большей части справедливы, как после мы уверились в том собственными глазами….

Достоевский, Ф. М. Белые ночи / Ф. М. Достоевский. – М. : Мартин, 2005. – 160 с. – (Первая любовь).

…Тишина продолжалась, и вдруг я ощутил у виска, у волос моих, холодное прикосновение железа. Вы спросите: твердо ли я надеялся, что спасусь? Отвечу вам, как перед богом: не имел никакой надежды, кроме разве одного шанса из ста. Для чего же принимал смерть? А я спрошу: на что мне была жизнь после револьвера, поднятого на меня обожаемым мною су­ществом? Кроме того, я знал всей силой моего существа, что между нами в это самое мгнове­ние идет борьба, страшный поединок на жизнь и смерть, поединок вот того самого вче­рашнего труса, выгнанного за трусость товарищами. Я знал это, и она это знала, если только угадала правду, что я не сплю. Может быть, этого и не было, может быть, я этого и не мыслил тогда, но это все же должно было быть, хоть без мысли, потому что я только и делал, что об этом думал потом каж­дый час моей жизни…

Санд, Ж. Консуэло : роман в 2-х кн. / Ж. Санд ; пер. с фр. А. Бекетовой ; примеч. Л. Генина ; худож. М. Дорохов. – М. : Худож. лит., 1988. – (Классика и современники. Зарубеж. лит-ра)

…Неистовая буря разразилась еще во время ужина. Ужин здесь всегда продолжался два часа – ни больше ни меньше, даже в постные дни, которые строго соблюдались, причем граф никогда не освобождал себя от ига семейных привычек, столь же священны: для него, как установления римской церкви. Грозы были слишком часты в этих горах, а бесконечные леса, еще покрывавшие в ту пору их склоны, вторили шуму ветра и раскатам грома ревом эха, слишком хорошо знакомым обитателям замка, чтобы это явление природы могло так уж сильно их обеспокоить. Однако необыкновенное возбуждение графа Альберта невольно передалось всей семье, и барон, которому помешали наслаждаться вкусной трапезой, был бы, несомненно, раздосадован, если бы его доброжелательная кротость могла ему изменить хоть на одно мгновение. Он только глубоко вздохнул, когда страшный удар грома, раздавшийся к концу ужина, так перепугал дворецкого, что тот не попал ножом в кабаний окорок, который разрезал в эту минуту…

…Он  обезумел. Он так слепо доверял своей жене; возможность обмана, измены никогда не представлялась его мысли. Этот Эрнест, этот любовник его жены, был белокурый, смазливый мальчик лет двадцати трех, со вздернутым носиком и тонкими усиками, едва ли не са­мый ничтожный изо всех ее знакомых. Прошло несколько минут, прошло полчаса; Лаврецкий все стоял, стискивая роковую записку в руке и бессмысленно глядя на пол; сквозь какой-то темный вихрь мерещились ему бледные лица; мучительно замирало сердце; ему казалось, что он падал, падал, падал... и конца не было. Знакомый легкий шум шелкового платья вывел его из оцепенения; Варвара Павловна, в шляпе и шали, торопливо возвра­щалась с прогулки. Лаврецкий затрепетал весь и бро­сился вон; он почувствовал, что в это мгновенье он был в состоянии истерзать ее, избить ее до полусмерти, по мужицки, задушить ее своими руками. Изумленная Вар­вара Павловна хотела остановить его; он мог только прошептать: «Бетси», – и выбежал из дому…

Пикуль, В. С. Пером и шпагой : роман-хроника / В. С. Пикуль. – М. : Сов. Россия, 1992. – 400 с.

…Был жаркий день святых Петра и Павла; великий князь Петр, как именинник (и отец именинника), напился с быстротой, достойной всяческого удивления. Его отвели в биль­ярдную, заперли на ключ, а ключ Екатерина забрала себе. Вильямс постарался овладеть вниманием великой княгини и за ужином сидел рядом с нею. Окна и двери были раскрыты прямо в зелень парка, противно кричал в зверинце павлин, где-то вдали рокотали голштинские барабаны: ру-ру-ру, тру­тру!..Вильямс ковал железо, пока оно горячо. Кротость, говорил посол, достоинство жертв. Ни­чтожные хитрости и скрытый гнев не стоят ваших дарова­ний. Люди в массе своей слабы, и первенство над ними одерживают только решительные натуры... Такие, как вы!..

Булгаков, М. А. Собачье сердце : повесть / М. А. Булгаков. – 2-е изд., стереотип. – М. : Дрофа, 2002. – 128 с. – (Школьная программа).

…Борменталь подал ему блистающий коловорот. Кусая губу, Филипп Филиппович начал втыкать коловорот и высверливать в черепе Шарика маленькие дырочки в сантиметре расстояния одна от другой, так что они шли кругом всего черепа. На каждую он тратил не более пяти секунд. Потом пилой невиданного фасона, всунув ее хвостик в первую дырочку, начал пилить, как выпиливают дамский рукодельный ящик. Череп тихо визжали трясся. Минуты через три крышку черепа с Шарика сняли…

Калинин, А. В. Цыган / А. В. Калинин. – М. : Современник, 1986. – 400 с.

…Как арбузы, безвольно катались по корыту брички от борта к борту беспробудные головки, когда она переезжала через кювет, пока опять не успокоились на широких и теплых плечах, на которых им было так удобно спать. Только и светились во мраке глаза того, кто все это время и все также неподвижно продолжал лежать навзничь, на спине. толи совсем не в силах пошевелиться, то ли боясь спугнуть глубокий и счастливый сон доверчиво прильнувших к нему детей. Зеленые, острые звезды прорезались сквозь рядно туч и трепетали над табунной степью в недосягаемой вышине, пока под ними внизу вершилась любовь. И никто бы в присутствии этих беспристрастных свидетелей вечности не посмел сказать, что в эту глухую ненастную ночь остановилась жизнь на земле…

 Иванов, А. С. Вечный зов : роман в 2-х кн. / А. С. Иванов. – М. : ООО «Издательство АСТ» : ООО «Издательство Астрель», 2004. – (Эпопеи).

…Они присели за кирпичной стенкой. Перед их глазами была почти вся стройка. Солнце уже жидковатыми, разбавленными лучами обливало груды развороченной земли, отсвечивало в стеклах крутящихся кабин экскаваторов, холодными молниями поблескивало на отполированных лопатах землекопов. Зем­лекопы состояли в основном из женщин. Молодые, пожилые, совсем старые - все махали лопатами, расчищая площадки для будущих заводских корпусов. Некоторые корпуса уже обозначились приподнявшимися на метр-полтора от земли желто­красными коробками. Женщины возили на тачках, подтаскивали на носилках кирпич, песок, цемент, известь, женщины же разводили в деревянных ящиках раствор, накладывали тяже­лую, словно свинец, вязкую массу в окорята, носили каменщи­кам. Всюду женщины, женщины выполняли изнуряющую работу…

  Гоголь, Н. В. Вечера на хуторе близ Диканьки / Н. В. Гоголь ; худож. Н.Байрачный. – Минск : Юнацтава, 1981. – 192 с. : ил.

…Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед оча­гом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешни­ков с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жа­рит на рождество колбасу. Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то, что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной пока той горе, и прямо в трубу. Черт таким же порядком отправился вслед за ней…

Бунин, И. А. Антоновские яблоки : рассказы и повести / И. А. Бунин. – М. : Вече, 1999. – 528 с.

…К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду - костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, сказочная картинa: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое  пламя, окруженное мраком, и чьи-то чер­ные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони - и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки...